Неточные совпадения
— Я одно скажу, — начала Анна, — я его
сестра, я знаю его характер, эту способность всё, всё забыть (она сделала жест
пред лбом), эту способность полного увлечения, но зато и полного раскаяния. Он не верит, не понимает теперь, как он мог сделать то, что сделал.
Она знала Анну Аркадьевну, но очень мало, и ехала теперь к
сестре не без страху
пред тем, как ее примет эта петербургская светская дама, которую все так хвалили.
— Нет, ничего не будет, и не думай. Я поеду с папа гулять на бульвар. Мы заедем к Долли.
Пред обедом тебя жду. Ах, да! Ты знаешь, что положение Долли становится решительно невозможным? Она кругом должна, денег у нее нет. Мы вчера говорили с мама и с Арсением (так она звала мужа
сестры Львовой) и решили тебя с ним напустить на Стиву. Это решительно невозможно. С папа нельзя говорить об этом… Но если бы ты и он…
Эти обе бабы, то есть Агафья и тетка ее, скажу вперед, оказались во всей этой истории чистыми ангелами, а
сестру эту, гордячку, Катю, воистину обожали, принижали себя
пред нею, горничными ее были…
Да разве можно, любя девушку, так унизить ее
пред ее же соперницей, бросить ее для другой, в глазах той же другой, после того как уже сами сделали ей честное предложение… а ведь вы сделали ей предложение, вы высказали ей это при родителях и при
сестрах!
Великий писатель квартировал в доме своей
сестры, жены камергера и помещицы; оба они, и муж и жена, благоговели
пред знаменитым родственником, но в настоящий приезд его находились оба в Москве, к великому их сожалению, так что принять его имела честь старушка, очень дальняя и бедная родственница камергера, проживавшая в доме и давно уже заведовавшая всем домашним хозяйством.
— Ты вломился насильно, — сказала она, — ты называешься князем, а бог весть кто ты таков, бог весть зачем приехал… Знаю, что теперь ездят опричники по святым монастырям и
предают смерти жен и дочерей тех праведников, которых недавно на Москве казнили!..
Сестра Евдокия была женою казненного боярина…
В это время
пред ним явилась ещё женщина —
сестра Гаврика, иногда забегавшая в лавочку посмотреть на брата.
— Нет-с, уж что тут, ваше сиятельство, глаза! Он долго и
сестре ничего не хотел открыть; только когда мы с нею обе
пред ним на коленки стали, так тогда он открыл: «влюблен, говорит, и без нее даже жить не могу».
И гость нам не отказал: он, смеясь, подал руки мне и
сестре Nathalie, и мы с ним, выйдя в залу, начали бегать около большого круглого стола, и, признаться сказать, превесело провели час
пред обедом.
Его лиловатое, раздутое лицо брезгливо дрожало, нижняя губа отваливалась; за отца было стыдно
пред людями.
Сестра Татьяна целые дни шуршала газетами, тоже чем-то испуганная до того, что у неё уши всегда были красные. Мирон птицей летал в губернию, в Москву и Петербург, возвратясь, топал широкими каблуками американских ботинок и злорадно рассказывал о пьяном, распутном мужике, пиявкой присосавшемся к царю.
И,
пред мертвою
сестройСотворив поклон земной,
Старший молвил: «Спи во гробе...
Татьяна(кричит). Отец! Неправда! Петр — что же ты? (Является в дверях своей комнаты и, беспомощно протягивая руки, выходит на средину.) Петр, не нужно этого! О боже мой! Терентий Хрисанфович! Скажите им… скажите им… Нил! Поля! Ради бога — уйдите! Уходите! Зачем всё это… (Все бестолково суетятся. Тетерев, скаля зубы, медленно встает со стула. Бессеменов отступает
пред дочерью. Петр подхватывает
сестру под руку и растерянно смотрит вокруг.)
Всё это было нехорошо, но в то же время всё это было как-то чуждо ему, и душа его не возмущалась разыгравшейся
пред ним пародией на историю Пигмалиона и Галатеи, хотя умом он осуждал
сестру.
Он не имел ни брата, ни
сестры,
И тайных мук его никто не ведал.
До времени отвыкнув от игры,
Он жадному сомненью сердце
предалИ, презрев детства милые дары,
Он начал думать, строить мир воздушный,
И в нем терялся мыслию послушной.
Таков средь океана островок:
Пусть хоть прекрасен, свеж, но одинок;
Ладьи к нему с гостями не пристанут,
Цветы на нем от зноя все увянут…
Подозрения Лары перешли в уверенность, когда ей, под большою, конечно, клятвой, была показана Глафирой фотография, изображающая генеральшу вместе с Гордановым. Ей было страшно и гадко, глядя на это изображение; она видела его и ему не доверяла, но это не мешало ей чаще и чаще размышлять о Горданове. А между тем Горданов, получавший обо всем этом добрые сведения от Глафиры, просил Жозефа пособить ему оправдаться
пред его
сестрой и сказал, что он ждет от нее ответа на его письмо.
Он погибал не один, но
предавал с собою других таких же, как он, молодых людей, в которых гибли лучшие надежды несчастных отцов, матерей,
сестер и мне подобных невест.
За час или за полтора до того, как Иосаф Платонович убирался и разговаривал с
сестрой у себя в доме, на перемычке
пред небольшою речкой, которою замыкалась пустынная улица загородной солдатской слободы, над самым бродом остановилось довольно простое тюльбюри Синтяниной, запряженное рослою вороною лошадью.
— Нет, а ты не шути! — настойчиво сказал Горданов и, наклонясь к уху собеседника, прошептал: — я знаю, кто о тебе думает, и не самовольно обещаю тебе любовь такой женщины,
пред которою у всякого зарябит в глазах. Это вот какая женщина,
пред которою и
сестра твоя, и твоя генеральша — померкнут как светляки при свете солнца, и которая… сумеет полюбить так… как сорок тысяч жен любить не могут! — заключил он, быстро кинув руку Висленева.
— Нимало: я говорю истинную правду. Я не пожалею целой крупной статьи на то, чтоб иметь случай лично оправдаться
пред твоею
сестрой.
— Так вот,
сестра, что такое твой христианский бог! Он приказывает щадить врагов для того, чтоб они потом могли
предавать таким адским мучениям твоих братьев?.. Спасибо тебе,
сестра!.. Оо-о!.. Если бы я тебя тогда не послушался, мы были бы теперь свободны, были бы на родине… Ооооооо!..
Княжна Лидия Дмитриевна, несмотря на бросающееся в глаза предпочтение, оказываемое
пред ней Шатовым ее старшей
сестре, несмотря на раболепное его ей подчинение, казалось считала это за нечто должное необходимое и была весела и покойна, довольная изредка выпадающей на ее долю нежностью ее милого Тони.